— Ты этого не сделаешь!
— Еще как сделаю! У меня ребенок семи лет. Я разведена и полагаю, что брак мой не удался именно из-за того, что случилось со мной в колледже. В конце концов, мне тогда было только двадцать. К сожалению, на колледж поздно подавать в суд.
— Сколько ты хочешь, Джина?
— Я думаю, еще сотня тысяч меня бы устроила.
— Мне негде взять такие деньги.
— В прошлый раз они у вас нашлись. Найдутся и на этот. Я намерена приехать в Спринг-Лейк в субботу, повидаться с вами или с полицией. Если вы не заплатите, я узнаю, сколько готова заплатить «Нэншл дейли» за пикантную историю о бывшем президенте Инок-колледжа, который случайно потерял шарф своей жены как раз перед тем, как им воспользовались как орудием убийства молодой женщины. Вспомните, доктор, у меня тоже длинные белокурые волосы.
— Джина, тебе кто-нибудь когда-нибудь объяснял значение слова «шантаж»?
— Да, но я также выучила и некоторые другие термины, такие, как сексуальные домогательства и покушение на личные отношения. Я вам позвоню в субботу утром. Пока, док!
Раз десять за понедельник и вторник Ник Тодд брал трубку, чтобы позвонить Эмили, и всякий раз клал ее на место. Он знал, что перед своим отъездом из Спринг-Лейк в воскресенье вечером он был слишком настойчив, убеждая ее оставаться в Манхэттене, пока ее преследователя не найдут и не арестуют.
Она наконец сказала со вспышкой раздражения: «Послушайте, Ник, я понимаю, вы желаете мне добра, но я остаюсь здесь, и это мое окончательное решение. Давайте поговорим о чем-нибудь еще».
«Желать добра», — подумал Ник. Ничего нет на свете хуже, чем быть «доброжелателем».
Отец его тоже не обрадовался известию, что Эмили решительно отказалась приступить к работе до первого мая, если, конечно, она не разрешит до того времени загадку убийства своей родственницы.
— Неужели она серьезно рассчитывает раскрыть преступление, совершенное в девятнадцатом веке? — недоумевал Уолтер Тодд. — Это самая безумная идея, какую мне случалось слышать за последние пятьдесят лет. Может, мне следует еще раз подумать, стоит ли вообще брать ее на работу.
После этого Ник решил не говорить отцу, что преследователь из Олбэни или его подражатель не оставляют Эмили в покое и в Спринг-Лейк. Он знал, что реакция отца была бы такой же, как и его собственная: Эмили надо немедленно уезжать из этого дома. Это безумие — оставаться в нем.
В среду, прочитав в газетах, что обнаружены еще две жертвы, одна — недавняя, другая — из далекого прошлого, Ник нисколько не удивился, когда отец ворвался к нему в кабинет с тем разгневанным выражением на лице, от которого сотрудников компании бросало в дрожь.
— Ник, — рявкнул он, — там орудует какой-то псих, и если он узнает, что Эмили Грэхем пытается обнаружить связь между ним и убийцей из прошлого, ей грозит опасность.
— Мне это приходило в голову, — невозмутимо ответил Ник. — Признаюсь, я говорил с ней именно об этом.
— Откуда стало известно, где надо разыскивать эти останки?
— Прокурор только сказал, что они получили анонимное сообщение.
— Эмили надо быть настороже, это очевидно. Она же очень неглупая женщина. Может быть, она действительно напала на что-то существенное в своих поисках. Ник, позвони ей! Предложи ей нанять телохранителя. У меня есть пара парней, которые могли бы этим заняться. Или я ей позвоню, если хочешь.
— Нет, нет, я сам позвоню. Я и сам хотел предложить ей это.
Когда отец вышел, Ник вспомнил свой разговор с Линди, редакторшей модного журнала, с которой он встречался в последние несколько лет. Полгода назад, договариваясь с ней о свидании, он сказал: «У меня есть к тебе предложение».
— Прекрасно, — отвечала она, — надеюсь, это то предложение, которого я давно жду.
Увидя изумленно-испуганное выражение на его лице, Линди рассмеялась.
— Ник, нам пора что-то менять. Ясно, что общего будущего у нас не предвидится, а я не молодею. Чао!
Ник с сомнением подумал, захочет ли Эмили услышать от него хотя бы предложение нанять телохранителя. Тем не менее он решительно набрал ее номер.
В среду утром Эмили встала в шесть часов и с неизменной кружкой кофе в руках направилась в столовую, чтобы продолжить работу над своим проектом.
Обнаружение скелета и черепа на Ладлэм-авеню дало новый стимул ее усилиям найти связь между двумя убийцами.
У Эмили было такое же ощущение, какое она испытывала, готовя защиту, — она на верном пути и должна во что бы то ни стало найти подтверждение своей теории.
Она была также абсолютно уверена, что, если убийцу не остановить, он найдет новую жертву в субботу тридцать первого.
В девять часов позвонил Джордж Лоуренс.
— Эмили, мама и я просмотрели все альбомы с фотографиями и вообще все, что у нас хранилось на чердаке. Мы не хотели, чтобы вы рылись в этой пыли веков больше, чем это необходимо, и потому отбросили все, что не имеет отношения к делу. Если вам удобно, я подвезу вам остальное через полчаса.
— Чудесно.
Эмили поторопилась наверх принять душ и только успела одеться, как в дверь позвонили.
Вошел Джордж Лоуренс с двумя тяжелыми коробками. В ветровке и спортивных брюках он показался Эмили более хрупким и незащищенным сегодня, чем можно было представить по его спокойной, сдержанной манере в прошлую субботу.
Он внес коробки в столовую и опустил их на пол.
— Вы сможете заняться этим на досуге.
Окинув взглядом столовую, он заметил кипы бумаг на стульях и чертеж на столе.
— Вы, похоже, заняты делами. Не спешите возвращать все эти бумаги. Моя мать последние лет двадцать их и в руки не брала. Когда закончите, позвоните. Муж нашей домоправительницы их заберет.